Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов

7-м этаже — там будут работать и Громыко, и Шеварднадзе, и Лавров. Молотов «встретил меня весьма приветливо, с улыбкой на лице, что случалось с ним не так-то часто. Видно было, что он находился в хорошем расположении духа. И было с чего… Он был снова на коне, снова на первых ролях в высшем руководстве. И снова после ссылки рядом с ним была его жена Полина Семеновна Жемчужина, к которой он искренне был привязан»[1240].

Над ним уже не висела угроза плахи. И на Молотове лично, как никогда раньше, в полной мере лежала ответственность за внешнюю политику сверхдержавы. Он вновь становился одним из самых влиятельных людей на планете. Тем более что других членов Президиума ЦК в тот момент за пределами нашей страны не различали ни по именам, ни по лицам.

Молотов быстро собирал свою команду и избавлялся от ненужных людей. Трояновский был одним из многочисленных прежних помощников и сотрудников Молотова, потерявший работу в предшествовавшие годы, после которых вновь возвращался на службу. Постепенно Молотов поменял первых заместителей, которых ему назначили. Вышинский был отправлен представителем в ООН, а Малик — послом в Лондон. Напротив, Кузнецов, которого планировали отправить в Китай, остался первым замом в Москве. Другим своим заместителем Молотов сделал Громыко. Появлялись и новые сотрудники. Одному из них предстояло сыграть важную роль в советской истории — Юрию Андропову. «Его ко мне из ЦК направили, учраспред, распределительный отдел, или кто-то из секретарей. Он произвел на меня неплохое впечатление». Первым местом работы Андропова в МИДе было руководство 4-м европейским отделом, который занимался Польшей и Чехословакией. Оттуда спустя короткое время он был отправлен в Венгрию советником-посланником, чтобы через год стать послом[1241].

«Исторические хроники постсталинской разрядки обычно отводят Маленкову героическую роль проповедника духа Женевы, — писал поработавший в архивах многих стран Джеффри Робертс. — Другая популярная фигура — Никита Хрущев, преемник Сталина на посту лидера партии, которому воздается должное как сильному стороннику разрядки… А противником мира изображался, конечно же, Молотов, который, как говорят, продолжал негибкую и неуступчивую политику эры Сталина. На самом деле архитектором разрядки был Молотов»[1242]. У такой точки зрения есть основание. Разворот в советской внешней политике произошел резко, инициатором его выступал МИД во главе с Молотовым, этот курс пользовался поддержкой всего состава Президиума ЦК и был реализован до того, как Хрущев стал интересоваться вопросами внешней политики. Если кто-то из руководителей страны помимо Молотова и пытался в 1953 году повлиять на внешнюю политику, то это был Берия. Но у него это плохо получалось. Авторитет Молотова в этой области был непререкаемым.

Отправной точкой послесталинской внешней политики принято считать «мирное наступление», начатое на похоронах Сталина 9 марта 1953 года. При этом традиционно цитируют слова Маленкова, который заявил о возможности «длительного сосуществования и мирного соревнования двух систем — капиталистической и социалистической»[1243]. Но при этом обходят произнесенные тогда же слова Молотова:

— Наше Советское государство не имеет никаких агрессивных целей и со своей стороны не допускает вмешательства в дела других государств. Наша внешняя политика, которая известна во всем мире как сталинская миролюбивая внешняя политика, является политикой защиты мира между народами, является незыблемой политикой сохранения и упрочения мира, борьбы против подготовки и развязывания новой войны, политика международного сотрудничества и развития деловых связей со всеми странами, которые сами также стремятся к этому[1244].

Изменения коснулись всех без исключения аспектов советской внешней политики. Соцстранам, которых, конечно, не предполагали спускать с короткого поводка, был рекомендован резкий политический маневр, который должен был повторить шедшие в Москве перемены. Ракоши свидетельствовал, что весной 1953 года у него состоялся подробный разговор с советскими руководителями, среди которых был и Молотов, и Хрущев. «Будет всеми средствами наращиваться производство товаров массового потребления, есть намерение резко повысить жизненный уровень трудящихся, снизить в этих целях темпы капиталовложений в тяжелую промышленность… Они рассказали о проведении широкой амнистии. И предложили осуществить то же самое и у нас… Предложили, чтобы генеральный секретарь партии и председатель Совета министров не являлись одним и тем же лицом, поскольку неправильно сосредоточивать слишком большую власть в одних руках… Они сказали, что будут предлагать все это и остальным партиям»[1245].

19 марта Москва обратилась к руководителям и Северной, и Южной Кореи с предложением возобновить переговоры о перемирии. Пхеньян и Пекин ответили согласием, как и на предложение об обмене больными и ранеными военнопленными. 2 апреля Молотов выразил «свою полную солидарность с этим благородным актом правительства КНР и правительства КНДР» и заявил о поддержке любых шагов, направленных на «установление перемирия и прекращение войны в Корее»[1246].

Неожиданным сторонником ослабления напряженности с западной стороны оказался Черчилль, ставший в том году ры царем, кавалером ордена Подвязки и лауреатом Нобелевской премии по литературе за свои военные мемуары (единственным из политиков за всю историю премии). 12 марта британский посол Гайскон нанес визит Молотову и передал готовность премьер-министра «оказать помощь в деле ослабления напряженности отношений между странами». Иден, вновь возглавлявший Форин оффис, обратился к Молотову с просьбой помочь в освобождении англичан, интернированных в КНДР. Отреагировали немедленно, и вскоре все британцы оказались в Москве, среди них и будущий знаменитый советский разведчик Джордж Блейк. 11 апреля Гайскон передал Молотову послание Идена, где говорилось о стремлении Лондона «к улучшению отношений с Советским Союзом, которое, по его мнению, также наблюдается и с Вашей стороны». Иден просил также разрешения вывезти интернированных на самолете королевских ВВС, что означало разрешение на посадку в Москве британского военного самолета. Молотов дал согласие не задумываясь[1247].

Вышинский 9 апреля озвучил в ООН мидовскую инициативу по заключению пакта мира между Великобританией, Китаем, Францией, СССР и США. Это было одно из последних его выступлений: вскоре он скончается от сердечного приступа.

В поддержку идеи такого пакта Молотовым была развернута кампания движения сторонников мира, под петицией с призывом к его заключению было собрано 600 миллионов подписей[1248].

Только что вступивший в должность президента Эйзенхауэр ответил речью «Шанс для мира», где назвал условиями нормализации отношений «почетное перемирие» в Корее, подписание договора с Австрией и единой Германией, освобождение немецких военнопленных, начало переговоров по контролю над вооружениями, «прекращение прямых и косвенных посягательств на безопасность Индокитая и Малайи», а также обеспечение «полной независимости народов Восточной Европы». Это нельзя было назвать настроем на партнерство. Чарлз Болен, ставший послом в Москве, не получил никаких инструкций от Вашингтона по налаживанию более тесных